Кабульская визажистка: “Женщины вроде меня — враги в глазах талибов”

В первые же сутки после захвата Кабула талибами рекламные плакаты салонов красоты с изображениями девушек в свадебных платьях были повсеместно закрашены краской. Следом закрылись и сами салоны. Через некоторое время некоторые владельцы сообщили о возобновлении работы. Другие скрываются и опасаются за свое будущее.

Афсун (имя изменено) рассказывает об афганской индустрии красоты до прихода талибов и о собственной жизни при новых порядках.

Понятие takaan khordum трудно поддается переводу с языка дари. Это означает событие, потрясшее вас до основания и навсегда изменившее вашу жизнь — например, смерть любимого человека.

Афсун испытала takaan 15 августа 2021 года.

Это было воскресенье, и девушка позволила себе подольше поспать. В 10 утра знакомый парень, коллега по работе, разбудил ее телефонным звонком и сказал: “Больше не приходи. Мы закрываемся. Все кончено”.

Афсун любила свою работу в салоне красоты, запахи шампуня и лака для ногтей, гудение фенов и беззаботную болтовню с клиентками.

В своем мобильном Афсун обнаружила с десяток сообщений от родных и знакомых, от которых ей, как она сказала, сделалось одновременно жарко и холодно. А подобных постов одинакового содержания в соцсетях можно было легко насчитать и сотню.

В это утро талибы вошли в Кабул. Через 16 дней афганскую столицу покинули последние западные военные и дипломаты.

“Все кончено, — твердила себе Афсун. — Надо прятаться”.

Афсун 25 лет, она считает себя современной афганкой: пользовалась соцсетями, смотрела кино, водила машину и хотела самостоятельно зарабатывать.

Она не помнит 1990-х годов, когда талибы тоже были у власти и запрещали моду и косметику.

Афсун выросла в стране, где салоны красоты были привычной частью жизни. Только в Кабуле их работало около двухсот, и как минимум столько же по всему Афганистану.

Подростком Афсун листала глянцевые журналы и ходила в парикмахерские со старшими родственницами.

Там ей нравилось все: разноцветные лаки, мастерицы, склонившиеся над юными и не очень юными посетительницами, чтобы нанести на их лица блестящую влажную основу, черную подводку для глаз и густую тушь для ресниц, высокие укладки и длинные распущенные волосы.

Афсун осуществила свою мечту: стала хорошей визажисткой-косметологом в одном из салонов. Никакой другой жизни для себя она не хотела.

В ее салоне, как и во всех подобных заведениях в Кабуле, витрину сверху донизу заполняли постеры с изображениями стильных элегантных красавиц: войди, и станешь такой же!

Постеры выполняли и утилитарную роль: не позволяли прохожим-мужчинам заглядывать внутрь. В маленьком женском мирке царили спокойствие и прохлада.

Количество людей в салоне, включая сотрудниц и клиенток, никогда нее превышало дюжины. Туда приходили журналистки, певицы, телезвезды, врачи, но чаще всего — молодые невесты накануне главного дня в их жизни. Они являлись со своими мамашами, все время о чем-то перешептывались с ними и хихикали.

Бизнес процветал, особенно в предпраздничные дни. Накануне Ид аль-Фитра, отмечаемого в мае окончания месяца Рамадан, в очередь записывались за несколько дней.

“Я люблю женщин, — говорит Афсун. — Мне всегда хотелось работать в таком месте, где женщины чувствовали бы себя непринужденно и могли бы немного отдохнуть от мужчин”.

15 августа все это закончилось.

В Кабуле почти полночь. Афсун разговаривает с нами по телефону приглушенным голосом. Чувствуется, что она боится. С того воскресенья она живет не дома. По ее словам, в надежном месте.

“Женщины, работавшие в модной индустрии и бывшие на виду, такие, как я — враги в глазах талибов”, — говорит она.

В первый же день при новой власти все рекламные плакаты были изуродованы краской. Знакомый Афсун, предупредивший ее, что приходить на работу больше не надо, проделал это собственноручно, дабы ублажить талибов.

“Они никогда не согласятся с публичным изображением женщин с открытыми лицами или шеями, — говорит Афсун. — Они всегда ясно давали понять, что, по их мнению, главное для женщины — не привлекать внимания. Поэтому модной индустрии а Афганистане наступил конец”.

Афсун не работала на иностранцев и не имела документов или приглашения, позволяющих получить место в самолете.

Раз в день Афсун выходит на связь с бывшими коллегами в чате. Последнюю зарплату она получила 24 августа, и в дальнейшем никакой работы не предвидится.

Будущее для нее — запретная тема. Какое будущее, если она даже не знает, когда осмелится выйти на улицу? Пока все выглядит мрачно.

“Каждую секунду я боюсь, что талибы придут за мной, — говорит она. — Как-то выжить — вот о чем все мои мысли. А с другой стороны неизвестно, что хуже: смерть или жизнь в страхе и без какой-либо надежды”.