Некоторые имена в этом материале изменены по просьбе родителей.

“Влияние ковида”

Во внутренних итоговых табелях учителей появилась графа “Covid-19 impact”, что можно перевести как “влияние ковида”, рассказывает учительница одной из начальных школ на юго-востоке Лондона Сара Тернер: “Нам предложили записать туда все, что мы так или иначе связываем в состоянии ребенка с текущей ситуацией и прежде всего с весенним локдауном. Почему стал хуже или лучше учиться? Почему начал конфликтовать с другими учениками? Стал менее внимательным — почему?”

“Это не значит, что ответом на все эти вопросы будет — да, виноват ковид. Но анализировать это необходимо, чтобы понять, насколько объективны причины перемен в наших учениках. А по итогам первого семестра я могу точно сказать, что в некоторых эти перемены отчетливо видны”, — говорит Тернер.

Еще в июне специалисты в области клинической психологии Оксфордского университета провели опрос среди десяти с лишним тысяч родителей и установили, что за время локдауна состояние детей в возрасте 4-10 лет заметно ухудшилось в трех ключевых областях: эмоциональной, поведенческой и образовательной (проблемы с вниманием и остротой реакции).

А в октябре ЮНИСЕФ опубликовала доклад, авторы которого утверждают, что для многих детей пережитое будет иметь весьма долговременные последствия, а для некоторых — они растянутся на всю жизнь.

“Сложно учиться, когда страшно”

Эмма Эванс со времен локдауна заводит на утро четыре будильника с интервалом в 15 минут. По первому звонку она встает сама, остальные три нужны, чтобы постепенно, без резких движений разбудить свою старшую дочь Элизу в школу. Девочка учится в четвертом классе и после карантина не может восстановить режим сна.

“Во время локдауна она до 11 вечера лежала в кровати и плакала, что никак не может уснуть, — говорит Эмма. — Мне сразу было очевидно, что это не простой сбой в режиме. После консультации со специалистом выяснили, что она боится утра, потому что утром надо садиться к компьютеру и учиться онлайн, а она не знала — как. Хотя школа максимально старалась упростить процесс”.

По словам детского психолога Светланы Охотниковой, многие дети даже при наличии учебных пособий и полной поддержки со стороны взрослых просто психологически не были готовы к таким переменам.

“Тревога означает невозможность учиться, потому что сложно учиться, если внутри страшно. У многих детей это могло привести к отставанию в учебе, — говорит Светлана. — Во время локдауна многие родители стали обращаться ко мне в связи с тревогами их детей по поводу возможного заражения, по поводу смерти близких. Дети четко уловили всеобщее настроение и понимание того, что это смертельный вирус, который может убить. И многие начали тревожиться”.

По совету английского специалиста, Эмма Эванс ввела в доме систему поощрений за каждое усилие, при котором Элиза засыпает хотя бы на 10 минут раньше, чем в предыдущий раз.

“Мы продвигаемся медленно. Наша цель — перейти на три будильника по утрам к зимнему семестру”, — говорит Эмма.

“Мама редко приходит, папа — никогда”

Восьмилетний Кайл в последний момент перед встречей с родителями в конце учебного дня уходит в туалет и подолгу там сидит.


“Теперь из-за ковида родители внутрь не заходят, мы выводим детей по классам и передаем с рук на руки родителям, няням или другим людям, которых точно знаем в лицо. За Кайлом часто приходит соседка, мама реже, папа — никогда. Он не хочет идти домой. Я не могу вдаваться в подробности этой ситуации, ею занимаются, могу лишь сказать, что Кайлу в школе лучше, чем дома”, — рассказывает Джесс П., учительница одной из начальных школ на востоке Лондона.

Светлана Охотникова рассматривает коронавирус как лупу, под которой в многократном размере проступили проблемы, которые изначально существовали в семье.

“Неблагополучный бэкграунд сказывается вообще на всех сферах. Изначально у детей из таких семей учеба страдает. Если дома присутствует насилие, или родители повышенно тревожны из-за отстутствия работы, или они сильно устают на сложной работе, требующей больших физических затрат, то их дети уже изначально в зоне риска”, — говорит психолог.

“Также очень сильно пострадали дети с особенностями развития, для которых очень важна рутина. Они оказались запертыми, изменился распорядок дня, и у них произошел серьезный откат”, — продолжает Охотникова.

“Хотела бросить дело всей жизни”

У Александры Мазури пятеро детей, трое из них школьники — 5, 8 и 15 лет. Нестандартная ситуация далась им по-разному: пятилетняя София привыкла быть дома и возвращалась в школу со слезами, средний Гэбриэл, наоборот, стал, по словам матери, почти неуправляемым взаперти, но это прошло, как только в июне все снова вернулись к учебе.

Но самую серьезную психологическую травму перенесла старшая Афина. Девочка учится в одном из лучших балетных училищ Великобритании за пределами Лондона. Это училище с проживанием, и на время локдауна всех учащихся распустили по домам. К тому же в отличие от общеобразовательных школ, которые открылись на полтора месяца перед летними каникулами, многие профильные заведения решили этого не делать, и Афина вернулась к полноценным занятиям лишь в сентябре.

“Безусловно, у них тоже были онлайн-классы, и поначалу она занималась с большим энтузиазмом, но я видела, что из раза в раз его становится все меньше. Балет — это же прежде всего атмосфера: у станка, в репетиционном зале. Дома этого нет, не говоря уже об условиях, таких как покрытие пола, например”, — рассказывает Александра.

Когда Афина в один из дней сказала, что хочет бросить балет, мама запаниковала и попросила вернуться к этому разговору через пару часов.

“Мне надо было взять себя в руки, чтобы не наговорить лишнего. В это училище очень тяжело попасть, оно дорого стоит, но самое главное — это все, о чем она мечтала с тех пор, как начала говорить. Она хотела бросить дело всей своей жизни”, — вспоминает Александра.

Все обошлось, и в сентябре Афина снова уехала в свое училище, но, по словам ее родителей, эта ситуация оказалась для всей семьи более стрессовой, чем сам локдаун.

“Чем младше ребенок, тем подвижнее его психика — она и гибче, и неустойчивее одновременно, а у детей постарше психика становится более ригидной — то есть она уже более устойчивая, но менее подвижная”, — объясняет психолог Светлана Охотникова взаимосвязь между возрастом детей и реакциями на ту или иную ситуацию.

Старой жизни не будет

По данным ЮНИСЕФ за 2019 год, в мире живут более 2,2 млрд детей — это примерно 28% населения Земли.

В октябрьском докладе организации говорится, что именно дети в долгосрочной перспективе станут главными жертвами пандемии. Его авторы подчеркивают, что кризис затронул абсолютно всех детей, всех возрастов и во всех странах, но хуже всего придется детям из бедных социальных слоев.

Специалисты соглашаются с тем, что социальный аспект играет немалую роль, потому что, в первую очередь, психологическое состояние ребенка зависит от того, как переносят стресс окружающие их взрослые.

“У меня нет сравнительных данных по странам Европы, но из моих собственных наблюдений я могла бы сравнить Россию и Британию. В России, по моему мнению, общество более тревожное, оно более склонно к формированию теорий преследования, и поэтому я могу предположить, что по российским детям это могло ударить больше: они цепляют от родителей все эти радикальные идеи о том, что все плохо и ужасно, и все это на фоне не очень стабильной социально-экономической обстановки”, — считает психолог Светлана Охотникова.

Психологи предсказывают, что многим взрослым в мире рано или поздно предстоит столкнуться с ПТСР — посттравматическим стрессовым расстройством. Это произойдет, потому что даже когда закончится текущая фаза, возвращения в старую жизнь все равно не будет.

“Всё это будет отражаться на детях. Поэтому самый главный посыл, который мы должны транслировать нашим детям, заключается в том, что мы — взрослые, и мы справимся. А ты, ребенок, максимально расслабься и просто доверяй нам. А взрослым надо в первую очередь работать с собственными тревогами и страхами”, — говорит Светлана.

Поделиться
Комментарии