В то утро Анна (22) проснулась рано. Два дня назад отпраздновав свой день рождения, 3 апреля она взяла на работе отгул, чтобы навестить отца в Латгалии. После того как завтрак был завершен творожным сырком Kārums и обсуждены планы на конец недели, муж отвез еще немного сонную Анну на вокзал, откуда она отправилась в Даугавпилс. Там ее встретит отец, и они вместе поедут в родную Краславу. После работы приедет муж Анны, они навестят родителей, встретятся с друзьями и в воскресенье вечером вернутся в Ригу.

В следующий раз мужчина увидел жену уже мертвой — задушенной и оставленной в ящике дивана. После убийства дочери отец Анны поджег дом и повесился.

Это история о равнодушии окружающих. В Краславе ходили слухи о том, что происходит в доме, но никто не хотел вмешиваться в дела чужой семьи. Кроме того, эта семья была хорошо известна, муж — бизнесмен с репутацией в местном обществе. Ответственные службы не видели оснований интересоваться и проверять, есть ли подтверждение слухам, не страдают ли двое несовершеннолетних детей. Сама потерпевшая за помощью не обращалась, опасаясь, что информация дойдет до супруга.

Через несколько дней после произошедшего родственники мужа передали вдове адресованное ей прощальное письмо. В нем на тот момент уже покойный мужчина обещает: “Эта весна будет преследовать тебя всю оставшуюся жизнь”.

Соблазнение

Мы встретились с Еленой два месяца спустя. Она во дворе мыла поврежденные пожаром оконные стекла. Часть дома удалось спасти. Больше всего пострадал гараж, где стоял автомобиль Елены и находились вещи младшего ребенка. Ее вещи муж отнес в дом, который, как видно по закоптившимся окнам, сгорел изнутри. Вторая собственность, где были обнаружены оба трупа, осталась нетронутой.

Уставшая, но приветливая женщина сразу соглашается на разговор. Чувствуется, что она хочет высказаться о произошедшем и рассказать о жизни с обидчиком. По факту убийства ее дочери Анны полиция возбудила уголовный процесс.

С Борисом Елена встретилась в родной Беларуси, когда ей было 15 лет. Однажды он ехал на своей машине и остановился рядом с ней, чтобы спросить дорогу — так они познакомились. Он — успешный бизнесмен, часто бывавший в Беларуси по работе. Она — молодая девушка, которую очаровали рассказы Бориса и его галантное поведение. Умелый оратор, хороший танцор и душа любой компании. “Мне было безмерно приятно его слушать. Я могла делать это часами”, — вспоминает Елена.

Хотя Борис был старше девушки на 18 лет, у них завязались отношения. Через пять лет Елена родила дочь Анну. Когда ребенку исполнилось два года, Борис уговорил Елену перебраться в Краславу.

Примерно в это же время выяснилось, что у Бориса в Латвии есть другая семья — жена и двое детей. Он молчал все эти годы и теперь поклялся положить конец предыдущим отношениям. Елена согласилась и последовала за ним в Краславу. В 2002 году они поженились, а чуть позже на свет появился второй ребенок.

Во время совместной жизни неожиданно для Елены раскрылась вторая натура Бориса. Внезапная раздражительность, резкие перепады настроения, повышенный голос… А еще жуткие, садистские шуточки: „Как ты думаешь, если по голове ударить лопатой, тебе будет больно?”, “Если я разрежу тебе ножом живот, много кишок вывалится?”. Когда Елена возразила, Борис просто отмахнулся: “Ты чего, глупая, обижаешься? Я же шучу!”

Бориса могло вывести из себя все что угодно. Поэтому Елена старалась жить в полном послушании, была заботливой женой и хорошей хозяйкой. Но и этого было недостаточно. Борис любил записывать недостатки супруги в тетрадь. В нескольких записных книжках он описывал, насколько у него плохая жена, неблагодарные дети и как он недооценен и нелюбим.

Перелом произошел в этом году, когда Борису исполнилось 60 лет. “Ты лишний в этом мире. Мне уже 60 лет. Возраст, после которого ты мало кому нужен”, — читает нам Елена запись в одной из тетрадей. Перед юбилеем муж сделал косметическую операцию и купил беговую дорожку, на которой занимался каждый день.

Первый сигнал

Зане Авотиня, руководитель и психолог консультационного центра Skalbes, говорит, что одним из объяснений насилия является теория власти и контроля. Насилие — сознательно выбранное поведение, направленное на то, чтобы контролировать, унижать и запугивать. “Превосходство своего положения. В этом случае совершащий насилие часто в обществе создает образ заботливого и любящего семьянина, но, оставаясь с жертвой наедине, он или она может вести себя очень жестоко и деструктивно”, — говорит Авотиня.

Такой была история Елены и Бориса.

Мужчина был известным и уважаемым человеком в Краславе. Он руководил рядом компаний, успехи которых освещались в местных СМИ.

Он привык все контролировать на работе и так же вел себя дома. Например, после похода в магазин дети должны были доложить, кто и сколько потратил денег, отдать ему чек и сдачу. „Если было несоответствие, нужно было дать объяснения”, — рассказывает эпизод из детства Анны ее муж Ренарс. Борис не поднимал руку на детей, но кричал.

Сотрудница, проработавшая в компании Бориса девять лет, пожелавшая остаться анонимной, говорит, что она хорошо „осознавала сущность начальника — тирана, потому что самой приходилось жить дома с подобным”. „Если на работе было все спокойно, то дома — кошмар. Когда же злился на работе — дома царил покой”, — рассказывает она. Другой сотрудник описывает бывшего начальника как человека „непредсказуемого: были дни, когда все спокойно, а были — когда нет”.

Борис впервые избил жену вскоре после свадьбы Анны. Когда дочь переехала в Ригу, чтобы изучать медицину, отец не разрешил ей жить с давним другом Ренарсом. Поэтому они решили пожениться тем же летом. Хотя Борис согласился на брак, Ренарс чувствовал недовольство тестя: „Как будто я забрал у него вещь, которую он больше не может контролировать”.

После свадьбы Борис и Елена отправились в Беларусь к друзьям семьи, которых знают уже 20 лет и регулярно навещают. Елена, встретив старого друга, обняла его. Бориса это рассердило. Пришлось сразу уехать. На обратном пути в приступе гнева он начал выталкивать Елену из движущейся машины, сорвал висящие в автомобиле подаренные женой сердечки. „Было страшно”, — вспоминает Елена. Младший ребенок сидел на заднем сиденье. Борис остановился и зашел в магазин, а после продолжил путь как ни в чем не бывало.

До следующего раза.

Первые побои

Чаще всего Борис обвинял Елену в неверности. С годами воображаемый обман приобретал в его сознании все более реалистичную форму.

В январе 2019 года Борис отправился в санаторий в Беларуси. Перед отъездом он вручил Елене письмо, в котором описал все недостатки их брака и признался, что сам обманывал жену.

По возвращении он был полон решимости добиться от Елены аналогичного признания. 31 января, находясь в нетрезвом состоянии, Борис внезапно начал избивать жену. Согласно заявлению Елены в суд, имеющемуся в распоряжении Re:Baltica, он „бил кулаками и ногами по голове, животу, лицу, спине, ногам и плюнул в лицо, угрожал ножом. Также было сексуальное насилие”.

Борис усадил Елену на диван, сел напротив и стал перебрасывать нож из одной руки в другую. Пристально глядя ей в глаза, он потребовал признания. Каждый раз, когда нож оказывался в его левой руке, он бил свою жену правой. Картина напомнила Елене передачи о мести заключенных, которые любил смотреть ее муж. „Я поняла, что он убьет меня, если не получит подтверждения своим подозрениям”, — рассказывает Елена. Поэтому она солгала и призналась в обмане. Это успокоило Бориса, и он перестал ее бить. Но унижения продолжались — он привязал жену к руке ремнем, разрезал ножом ее одежду, разбросал повсюду вещи и заставил ее прибраться.

Когда в ту ночь Борис наконец угомонился, Анна сфотографировала избитую мать и отвезла ее в больницу. Выписка из Краславской больницы свидетельствует, что женщина поступила в медучреждение 1 февраля в 2:15. В медицинской карте были зафиксированы ушибы и синяки.

Первый уголовный процесс

На следующий день Елена обратилась в отделение Государственной полиции (ГП) в Краславе с просьбой возбудить уголовное дело против Бориса. В отказе указано, что ущерб, причиненный мужем, „считается легким телесным повреждением, за совершение которого предусмотрена не уголовная ответственность, а административная”.

Позже Борис хвастался жене, что знаком с судебно-медицинским экспертом Даугавпилса. Приехал, поставил бутылку на стол и сделал так, что травмы Елены „стали незначительными”. Упомянутый эксперт это отрицает: „Это статья. Но я не готов ради кого-то рисковать своей работой”. Знакомство с Борисом он подтверждает. Они оба из Краславы, знают друг друга в лицо, но личных дел у них никогда не было: „Водку вместе не пили”.

5 февраля суд удовлетворил ходатайство Елены о временной защите от насилия, в результате чего Борису было запрещено приближаться к жене.

Сразу после нападения Елена с младшим ребенком сбежала в Ригу. Она задекларировалась в квартире дочери, обратилась за помощью в Рижскую социальную службу и Сиротский суд. Борис нарушил судебный запрет, в связи с чем полиция возбудила новое уголовное дело, которое впоследствии было прекращено. В постановлении Краславской районной прокуратуры от 27 февраля 2019 года сказано, что на основании отсутствия судимости, „характера уголовного преступления, личных данных и других обстоятельств дела установлено, что обвиняемый в дальнейшем не будет совершать головных преступлений”.

Мужчине назначили четыре месяца испытательного срока. Год и месяц спустя он убил свою дочь.

Первое прощение

Елене, сбежавшей от жестокого мужа, удавалось прятаться чуть больше месяца. „Падал на колени в грязь, обещал исправиться”, — говорит женщина. Она согласилась дать Борису еще один шанс. 12 марта прошлого года он подписал „Мои гарантийные обязательства перед Еленой”. Как документ это не имеет юридической силы — это обещание жене. В нем он пишет: „Чтобы сохранить брак и семью, я обязуюсь не подвергать Елену физическому, сексуальному, психологическому или экономическому насилию во время сожительства”.

Если он нарушит это соглашение, Елена будет иметь право потребовать развода, и он не будет возражать, отмечается в документе, доступном Re:Baltica. 22 марта суд удовлетворил заявление женщины о том, что ей больше не нужна временная защита. В июне они пришли к соглашению, что также означало прекращение уголовного дела.

В полиции утверждают, что сделали все, что в их силах. „Следователи объяснили его жене, что люди не меняются. Если есть обидчик, то через полгода будет и насилие”, — говорит исполняющий обязанности начальника отдела криминальной полиции Краславского участка Артурс Плинта. Мнения Елены это не изменило. Она ответила, что теперь у них хорошая жизнь.

Возобновив совместное проживание, оба начали по долгу гулять вдоль Даугавы, собирать грибы и даже отправились в семейную поездку в Палангу. „Я боялась сглазить, но чувствовала себя счастливой”, — описывает Елена те хорошие дни.

Но это длилось недолго. В ноябре 2019 года по пути из Риги в Краславу Борис из-за ревности снова стал издеваться над женой. Как написано в заявлении от 26 марта 2020 года, он угрожал разбить машину о дерево и убить их обоих. Мужчина остановил автомобиль и стал душить жену собственным шарфом. Только на следующий день, когда муж уехал в командировку, Елена пошла к семейному врачу. В заключении говорится, что врач обнаружил синяки и травмы в области шеи и рекомендовал обратиться в правоохранительные органы.

Елена до сих пор не может объяснить, почему она этого не сделала.

Ей было страшно.

Побег

В тот год Борис снова отправился в тот же санаторий в Беларуси. По его словам — лечить нервы. На этот раз он опять оставил жене письмо и тетрадь со списком ее недостатков. 29 февраля, возвращаясь с отдыха, Борис пожаловался, что Елена недостаточно страстно его встретила. „Я не отдыхала, а все это время работала. Я устала, — объясняет Елена. — И как я могла страстно встретить после всего прочитанного?”

Бориса охватило разочарование. Он начал угрожать сжечь дом, уничтожить самое дорогое. Елена боялась, она отказывалась ехать с ним куда-нибудь. Когда муж ушел на работу, она снова сбежала в Ригу. Младший ребенок остался с отцом.

Чтобы муж не смог ее найти в Риге, она изменила внешность — сменила прическу, купила новую одежду, не свойственную ее вкусу. На этот раз она задекларировалась не у дочери, а в другом месте, и снова попыталась получить временную защиту от насилия.

Елена трижды обращалась с ходатайствами в рижские суды, отмечая, что муж может снова поступить так же, как в прошлом году.

Она описывала, что Борис контролирует, с кем она созванивается, удаляет контакты в телефонной книге, а утром проверяет, не слишком ли вызывающе она оделась. Елена работала в компании мужа, и он не выплачивал ей зарплату целиком — только половину или треть. Шепотом угрожал, что не боится убить жену и не боится последствий. „Я серьезно отношусь к угрозе все сжечь”, — говорится в заявлении в суд, которое имеется в распоряжении Re:Baltica.

Елена попросила запретить мужу приближаться к их дому в Краславе, а также к ней и несовершеннолетним детям. Она хотела подать на развод и раздельную опеку.

Однако обращение в суд не увенчалось успехом. Суд Латгальского предместья дважды отклонял ходатайство. В первый раз — потому что оно не было должным образом оформлено. В том же самом отказе судья заключает, что „цель временной защиты от насилия — предотвратить насилие, которое происходит между сторонами в настоящем. Невозможно защитить от того, что происходило в прошлом”. То есть Борису нужно было еще раз избить Елену, чтобы она могла по решению суда получить защиту.

Во второй раз суд как Латгальского предместья, так и Видземского предместья не приняли ходатайство, заявив, что оно должно быть подано в суд по месту совершения преступления. То есть в Краславе, откуда Елена сбежала. Она решила отправить заявление по почте. Елена просила запретить Борису приближаться к месту жительства ее и дочери в Риге. Судье не хватило какой-то подписи, и заявление пришлось повторно отправлять по почте, что еще больше затянуло процесс.

Елене хотелось бы, чтобы обращаться за защитой можно было в любой суд. „Хочется такой защиты, чтобы ты действительно чувствовал себя в безопасности, — вздыхает она. — Неужели того, что я в страхе сбежала из дома, недостаточно?”.

В Министерстве юстиции Латвии Re:Baltica пояснили, что данная норма когда-то была создана с целью идти навстречу жертвам насилия. „Заявление подается в учреждение, которое наиболее доступно для заявителя, учитывая, что насилие в семейных конфликтах очень часто происходит именно там, где заявитель проживает”, — ответили в министерстве.

Однако после того, как Re:Baltica заинтересовалась этим вопросом, министерство собщило, что в сентябре будет просить Сейм дополнить Гражданский закон возможностью требовать защиты в любом суде. Судья Рижского окружного суда Илзе Целминя, специализирующаяся на делах о насилии, с этим согласна: „Сегодня, когда мы так широко используем электронные подписи и электронные формы связи, действительно следует рассмотреть вопрос отказа от привязанности к „месту событий”. Более того, для психологического насилия как формы насилия иногда даже трудно определить такое „место”.

Убийство

Пока Елена ждала решения суда, она решила съездить за младшим ребенком. 30 марта, когда Бориса не было дома, женщина увезла дочь в Ригу. Мужчина обратился в полицию. Как видно из материалов, стражи порядка связалась с Еленой и ее младшей дочерью, которая объяснила, что с ней все в порядке. Полиция решила не возбуждать уголовное дело и известила об этом Бориса 2 апреля.

Тем временем он стал странно себя вести. В начале недели начал переписывать имущество на родственников и детей от первого брака — автомобили, недвижимость, управление предприятием. Позже родственникам передали тетрадь, в которой он написал все о своем браке и попрощался с близкими. „До свидания, простите, что перестал за себя бороться, — читает Елена. — Сначала это письмо я попросил прочитать своих родственников, чтобы они узнали, какая ты на самом деле. Только после этого оно будет передано тебе”.

3 апреля Борис подписал документы о сокращении своих сотрудников, о чем те узнали только в следующий понедельник. По словам одного из бывших работников, в роковую пятницу все было как обычно, кроме одного. „Он никогда не курил, но в тот день после выплаты зарплат схватился за сигарету”, — вспоминает сотрудник.

В этот же самый день Борис встречал в Даугавпилсе свою дочь Анну — он попросил ее приехать, чтобы они вместе сходили к нотариусу. Борис предупредил дочь, чтобы она приехала одна, но поскольку он просил об этом регулярно, никто не удивился. Только Елена испугалась и попросила дочь не ехать, но та не послушалась. „Она поехала к отцу, а не к убийце”, — с грустью заключает Елена.

Что на самом деле произошло той ночью — неизвестно. Когда днем дочь позвонила маме, ее голос был абсолютно спокойным. Около 18:00 в разговоре с мужем, который был уже на пути к ней, Анна сказала, что приготовила ужин, смотрит фильм и ждет его.

Ренарса бросило в холодный пот, когда через час он получил сообщение от Анны: „У него электрошокер”. Он спросил, сама ли она нашла его в доме. Ответа не последовало.

Следующее сообщение пришло уже от его друга — пожарного. Он тушил дом семьи Анны.

Когда Ренарс наконец оказался на месте происшествия, спасатели тушили пылающее здание, приехала полиция. Когда появилась возможность зайти в дом — ни Бориса, ни Анны там не оказалось. Так как второй дом был закрыт, Ренарс надеялся, что жене удалось спрятаться там. Он прочесал все окрестности, обзвонил друзей и знакомых — без результата.

Когда Ренарс вернулся, полиция решила проверить второй дом и гараж. Там они нашли висящего Бориса. Поскольку нигде не было видно ни куртки, ни ботинок Анны, Ренарс продолжал надеяться. “Я боялся где-то искать. Боялся найти ее мертвой. Реально, как в кино. Даже страшнее, чем в кино, в кино так не делают”, — описывает он свои ощущения в тот роковой вечер.

Надежда угасла, когда следователь крикнул, что нашел Анну. Тело молодой женщины было спрятано на втором этаже дома в ящике для белья в диване. На ее шее были следы удушения.

Елена ждала новостей в Риге. Позвонил Ренарс и не мог внятно сформулировать предложение: „Он мою Анну, он мою Анну…”.

Можно ли было предотвратить трагедию?

„Я не последний человек в Краславе”, — часто подчеркивал Борис, давая Елене понять, что у него есть связи и знакомые в городе. Елена верила, поэтому постоянно откладывала обращение за помощью в местные социальные службы и Сиротский суд.

Она не знала, что потерпевшие женщины могут обращаться в социальные службы абсолютно любого города, поясняет специалист Министерства благосостояния (МБ) Виктория Большакова. „Например, если она задекларирована в Лиепае, а живет в Вентспилсе, она может обратиться в вентспилсскую социальную службу, — говорит Большакова. Можно сразу же обратиться в кризисный центр, который сам свяжется с социальными службами”.

В городе знали о том, что происходит в семье. Это Re:Baltica подтвердили многие знакомые Бориса и Елены, а также сотрудники социальных служб. „Ходили слухи”, — говорит заместитель руководителя Краславской социальной службы Инета Целитане. Основываясь на слухах, служба может вмешаться, но требуются обоснования. „Это была уважаемая семья во всем городе, они все это отрицали”, — комментирует Целитане.

Точно так же ответила председатель местного Сиротского суда Илона Бидзане. Хотя в семье подрастает несовершеннолетний ребенок, Сиротский суд не проверял, насколько правдивы слухи и не причиняется ли ребенку вред. Бидзане — дальняя родственница Бориса, но признается, что не знала о его насильственных проявлениях. „Если страдает ребенок, появляются подозрения в школе, у врачей есть какая-либо информация, здесь вообще ничего не было”, — говорит Бидзане.

Службы не вмешались даже после того, как Елена написала в полицию заявление об избиении. Теперь ответственные службы указывают друг на друга пальцем. В полиции говорят, что сообщили об этом случае в социальную службу, но те все отрицают. Эта трагедия подчеркивает отсутствие связи между полицией и другими службами, о чем Re: Baltica писала несколько раз. Если бы в то время действовали правила об обязательном обмене информацией между учреждениями, можно было бы оценить профессионализм служб.

По крайней мере в будущем это будет возможно. После более чем года бюрократической волокиты 28 июля этого года правительство наконец решило, что полиция будет обязана информировать социальные службы о конфликтах, связанных с домашним насилием.

Госполиция подчеркивает, что в последние годы насилие в семье является одним из ее приоритетов. Однако в то же время они не могут предоставить статистические данные о количестве жертв, погибших в результате семейных конфликтов. „Информация подобного рода с подробностями вплоть до позиции “семейный конфликт” не хранится в информационном центре Data Warehouse Solution (DWH) Министерства внутренних дел”. Однако полиция отслеживает уголовные дела по фактам телесных повреждений.

Во время Covid-19 из-за ограниченной социализации и отсутствия возможности убежать из дома во многих странах участились случаи домашнего насилия. В Латвии полиция также сообщила о значительно большем количестве звонков по поводу семейных конфликтов. Согласно информации Re:Baltica, Анна может быть единственной, кто был убит во время пандемии.

После трагедии местная социальная служба предложила Елене и младшему ребенку психологическую помощь, но пока женщина ею не воспользовалась. Она также отказалась от услуг центра Marta, хотя ранее обращалась туда, чтобы получить онсультацию как юриста, так и психолога. Она намерена сосредоточить свое внимание на вопросах наследства.

Однако это означает, что она с несовершеннолетним ребенком фактически одна.

Среди предсмертных записных книжек Бориса, которые он раздал родственникам, одна была адресована Елене. Она получила ее после смерти мужа. “Меня похоронят без твоей помощи и указаний. Без тебя поставят памятник, без тебя все оплатят. Я для тебя теперь ничто”, — написал Борис. Елена считает, что таким образом он ясно показал родным, к чему готовится. Если бы кто-то обратил внимание, трагедию, вероятно, можно было бы предотвратить. „Твое молчание вызовет море слез — горьких слез”, — предупредил ныне покойный.

* Имена всех членов семьи, упомянутых в статье, изменены.

Авторы: Илзе Вебере, Инесе Лиепиня, Re:Baltica
Редактор: Санита Йемберга, Re:Baltica
Техническая поддержка: Мадара Эйхе
Перевод на русский язык: Екатерина Кулеш
Корректор: Катрина Дергачева

Подписаться