Табита Домброски танцует в труппе Swiss Offspring Ballet. Ныне 20-летняя дипломированная балерина проходила двухлетнюю стажировку в Академии Штутгартской школы Джона Кранко. Она родом из Новой Зеландии, где начала танцевать балет в возрасте трех лет. Табита также попробовала свои силы в джазе, чечетке и современном танце.

Но балет был тем танцевальным направлением, которое привело ее в Европу, в школу Джона Кранко. Там она также впервые попробовала себя в роли хореографа. В интервью DW балерина рассказывает о “русской школе” Джона Кранко, о границах возможного и ментальной силе в сценическом танце, а также о проблемах танцевального образования. Поскольку балетная карьера редко продолжается до пенсионного возраста, она решила получить еще одну профессию, психолога.

DW: Табита, за что вы полюбили балет?

Табита Домброски: Балет — это стиль жизни, но очень тяжелый. Он требует большой физической силы, дисциплины и решимости. Он формирует характер, если балетом заниматься с ранних лет. Это очень красивая и изматывающая профессия. Она требует поддержания безупречной физической формы, но при этом развивает грацию и артистичность. И все должно выглядеть очень легко. Балет — это способ самовыражения.

- Балет помогает в жизни?

- Да, это так. Помогает правильно распоряжаться временем. Дисциплинирует.

- Почему именно школа Джона Кранко в Штутгарте?

- Это одна из лучших балетных школ в мире. И одна из последних, где преподают по русскому методу. Школа выпускает универсальных танцоров. Я люблю современный танец так же, как и классический балет.

- Как выглядит рабочий день в Академии?

- Занятия начинаются в девять часов с двухчасовой разминки у станка. После этого отработка соло или вариаций. После обеда либо репетиции спектаклей, либо, например, уроки фламенко с кастаньетами, тренировки па-де-де или техники контемпорари. По вечерам я еще работала над своими хореографическими постановками. В первый год у меня также была теория: музыка, анатомия, история танца и немецкий язык.

- На Facebook вы пишете: “благополучно выжила”. Нельзя ли поподробнее об этом?

- Я росла с различными танцевальными стилями, много занималась контемпорари и джазом. Артистичность для меня очень важна, экспрессивность мимики и тела. Тренироваться по русскому методу означает, что речь идет в первую очередь и исключительно о технике. Как раз то, что мне было нужно. Но это очень тяжелая школа, потому что самые простые движения должны быть идеальными — каждый раз, когда их выполняешь. И педагоги очень строгие. Они требуют совершенства. Они не дают спуска, потому что хотят самого лучшего для своих учеников. Они выжимают из тебя все силы по максимуму. Это очень тяжело физически. Балет — это искусство тела. Поэтому так тяжело учиться. Надо быть в отличной форме и выглядеть как балерина.

- А были моменты, когда хотелось все бросить? Не устарел ли морально “русский метод”?

- Интересный вопрос. Это очень старомодный способ обучения с фокусом на классическую балетную подготовку. В наши дни физическое и психическое здоровье является важным аспектом хореографического обучения, но в Штутгарте он не был частью программы, не было специалистов в этой области. В новозеландских школах все по-другому. Там следят за здоровьем танцоров. Здесь надо самому понимать, что хорошо, а что перебор, когда надо сделать перерыв. Здесь ты сам помогаешь себе — своему телу и психике. Некоторые с этим справляются. У меня это получалось, потому что у меня есть опыт. А вот для совсем юных танцоров подготовка без помощи специалистов может быть очень трудным делом.

- Вопрос возник неслучайно. В отношении Берлинской государственной балетной школы выдвигались обвинения, о которых вы, несомненно, слышали. Были разговоры, например, о слишком продолжительных и утомительных тренировках. Или о том, что на растяжках применялась физическая сила со стороны без предупреждения.

- Да, я об этом слышала. Я не могу сказать, что в школе Джона Кранко тренировки были слишком долгими. В Новой Зеландии я тренировалась и подольше. Тяжело было, да. Но нам давали отдохнуть. И если у кого-то был тяжелый день, репетиции, то педагог не требовал по полной. Растяжки, я думаю, это проблема больше в художественной гимнастике. У нас важнее техника и нюансы.

- Раз разговор зашел о технике… Кульминационные 32 фуэте черного лебедя из “Лебединого озера”. Говорят, что это самая сложная фигура в балете. Как этому научиться?

- Все женские главные партии чрезвычайно сложные. Везде нужен хороший баланс, нужны гибкость, сила и плавность движения. Потребуются месяцы репетиций, чтобы довести соло до совершенства. Нужны тысячи повторений, чтобы довести движения до автоматизма.

- Одна из ваших собственных хореографических миниатюр называется “Состояние медитации”. Вы медитируете?

- Да. Я люблю йогу и уже давно занимаюсь медитацией. Именно поэтому я решила изучать психологию, потому что мне интересно, что происходит у нас в головах. Это ведь так: наши поступки являются отражением наших мыслей. Просто иногда проблемы кажутся больше, чем они на самом деле есть. Балет — это тяжелый труд и короткая карьера. В балет надо влюбиться как можно раньше. Главное для карьеры — знать, для чего вы пришли в балет, любить его всем сердцем, находить в нем счастье, но не жертвовать ради него своим здоровьем и благополучием. Балет — это очень стоящее дело, но награды — выход на сцену, партии, о которых все мечтают, аплодисменты — даются очень дорогой ценой.