Аргументы “за”

Брак всегда обеспечивал взаимовыгодный обмен ресурсами: у женщины — способность к размножению, у мужчины — пещера и мамонт, изба и коровы, поместье с крепостными, пишет health.mail.ru.

Условия договора менялась в зависимости от эпохи и социального положения жениха, но принцип обмена оставался одним: я тебе — безлимитный доступ к сексу и возможность обзавестись потомством, ты мне — материальные ресурсы для воспитания детей.

По мнению антропологов, склонность к созданию моногамных пар могла стать важным двигателем эволюции.

Еще 4,5 миллиона лет назад наши предки ардипитеки (точнее, самки ардипитеков) изобрели изящный способ активно размножаться, постоянно получать ресурсы и выращивать максимальное количество детенышей до взрослого возраста.

В природе у большинства видов животных самка активно показывает готовность к спариванию во время овуляции — в этот момент к ней в очередь выстраиваются самцы, желающие ее оплодотворить.

При этом совершенно невозможно определить, кто именно стал отцом будущего детеныша. У ардипитеков развилась скрытая овуляция, которую унаследовал и человек: самка выглядит одинаково в любой момент менструального цикла и всегда готова к спариванию.

По мнению американского антрополога Оуэна Лавджоя, именно это в конечном итоге привело к формированию моногамных пар.

Самке было удобно иметь единственного партнера, который бы обеспечивал ее ресурсами. Она была готова спариваться регулярно, потому что секс стал не просто инструментом размножения — он был еще и источником пропитания.

Самец в моногамной паре терял возможность оплодотворить максимальное количество самок, зато он мог быть уверен, что все детеныши от постоянной партнерши — его. Он также мог больше не отвлекаться на ухаживания за другими самками, что позволяло сосредоточиться на добыче еды.

Оуэн Лавджой назвал свою эволюционную теорию “моделью пропитания”. По его мнению, именно благодаря тому, что ардипитеки стали строить моногамные семьи с большим количеством общих детей, они освоили прямохождение.

Самцам приходилось добывать много для своей большой семьи — нести их было удобнее в руках, а не в зубах.

Самкам же нужно было ухаживать за несколькими детенышами одновременно — для этого тоже могли пригодиться две свободные конечности. Так, по теории Лавджоя, моногамия сделала нас людьми прямоходящими, а потом и разумными.

Эволюционный биолог Ричард Докинз считает, что даже для тех видов животных, которые далеки от человека, моногамия — наиболее эффективная эволюционная стратегия.

В целом, самцы более склонны к промискуитету, так как они тратят меньше ресурсов на получение потомства. Самке приходится вынашивать или высиживать, а затем выращивать детеныша до того момента, пока он не станет самостоятельным.

Так что ей совершенно не выгодно спариваться с самцом, который вскоре покинет ее в поисках новых самок. Поэтому она может долго изображать неприступность, требуя ухаживаний, подношений пищи и доказательств будущей верности.

В конечном счете самки, которые спариваются со всеми подряд, останутся одни и вряд ли смогут самостоятельно вырастить потомство.

Разборчивые же самки останутся с верными партнерами и достаточным количеством ресурсов для своих детенышей. Большая часть потомства неразборчивых самок и самцов погибнет, а детеныши в моногамных парах достигнут взрослого возраста и дадут жизнь новому поколению. Эволюция способствует отбору моногамных особей.

Но если все так складно и логично, почему проблема моногамии все еще так остра в современном человеческом обществе?

Аргументы “против”

Очевидно, “носителями” и “защитниками” моногамии традиционно являлись самки. Но насколько моногамна современная женщина по своей биологической природе?

За формирование привязанности в паре у женщин отвечает гормон окситоцин — он особенно активно выделяется во время секса и оргазма, а также в процессе объятий.

Окситоцин объясняет, почему история про “секс на одну ночь” — не для женщин. По крайней мере, не для большей части женщин, у которых механизм формирования привязанности работает нормально.

Как только женщина встретила привлекательного мужчину и занялась с ним сексом, в ее мозгу начинает работать фабрика по производству гормонов.

Окситоцин вызывает привязанность, эндорфины и дофамин, “гормоны удовольствия”, заставляют хотеть своего партнера еще и еще. В организме женщины уже начала работать программа “зачать-выносить-родить ребенка”.

Что происходит дальше?

Мы все слышали фразу “любовь живет три года”. О любви судить сложно — это явление, до конца не изученное наукой. Но вот влюбленность точно живет не дольше трех-четырех лет.

Американский антрополог Хелен Фишер посвятила свою карьеру исследованиям романтической любви. Она делала МРТ мозга людей, которые находились в состоянии влюбленности, и выяснила, что у них особенно активна так называемая “система вознаграждения”.

Возлюбленный становится такой же наградой, как вкусная еда или наркотик. Но вот беда — исследования показывают, что спустя три года отношений партнер, как и любой “наркотик”, приедается, и мозг уже не реагирует на него выбросами “гормонов удовольствия”.

Хелен Фишер считает, что люди склонны к серийной моногамии. Брак или постоянные отношения с точки зрения физиологии рассчитаны на три-четыре года — этого времени достаточно, чтобы родить и выкормить ребенка. После того, как страсти угаснут и женщина закончит лактацию, она может отправляться на поиски нового партнера.

Серийная моногамия тоже кажется логичным механизмом с точки зрения эволюции. С одной стороны, она позволяет формировать стабильные пары на время беременности и кормления младенца. С другой — позволяет женщине обзавестись потомством от разных мужчин, это обеспечивает генетическое разнообразие.

Идею, что женщины склонны к моногамии лишь на определенное время, подтверждает недавнее исследование финских ученых.

Они изучили данные о сексуальном влечении более двух тысяч жительниц Финляндии в 2006 и 2013 годах.

Выяснилось, что у тех женщин, которые все семь лет состояли в одних и тех же моногамных отношениях, либидо упало больше всего. Гораздо лучше дела с влечением и оргазмом обстояли у тех участниц исследования, которые были одиноки или недавно вступили в новые отношения.

Моногамия умерла. Да здравствует моногамия?

С точки зрения биологи, моногамные отношения на всю жизнь, — это утопия.
Но человек — это не только биология, гормоны и инстинкты. Человек — это еще и разум, выбор и воля. Конечно, во многом наш (казалось бы, свободный) выбор партнера определяется именно инстинктами.

Когда первичное влечение прошло, и биологическая природа зовет на поиски нового партнера, в нашей власти сохранить моногамные отношения — усилиями разума и воли.

Та же Хелен Фишер выделила три компонента любви: сексуальное влечение, романтическую влюбленность и привязанность. Первый, сексуальное влечение, может быть направлен на любого подходящего партнера — это инстинкт к размножению.

Понимаете, почему многие мужчины говорят: “Секс на стороне ничего не значит, я люблю жену?” Действительно, часто сексуальное влечение не имеет никакого отношения к любви и привязанности. Контролировать и сдерживать влечение ко всем, кроме вашего моногамного партнера — вопрос воли.

Романтическая влюбленность, как мы уже знаем, проходит примерно через три года. Что же остается? Привязанность, она же любовь — то чувство, которое может скрепить отношения на годы и десятилетия.

Ричард Шварц и Жаклин Олдс, исследователи из Гарварда, заметили, что конец страстной влюбленности — не такой уж плохой этап отношений.

Спустя пару лет у влюбленных пропадают “побочные эффекты” сильных чувств: стресс, волнение и постоянные перепады настроения от эйфории до депрессии уступают место более спокойным чувствам.

Зона мозга, ответственные за выброс дофамина, окситоцина, а также “гормона счастья” серотонина, приходят в оптимальное состояние.

На самом деле, организм просто возвращается к норме, и наступает фаза спокойной любви, но на фоне прошлых бурных эмоций может показаться, что отношения “уже не те”.

Тем не менее в исследованиях Хелен Фишер встречались люди, которые прожили в браке больше 20 лет и все еще испытывали сильное влечение и романтическую влюбленность, а в их мозге зафиксировали высокую активность дофаминовых центров.

Профессор Олдс из Гарварда говорит, что “страсть уходит” потому, что после утихания гормональных бурь супруги часто отдаляются: перестают заниматься сексом, погружаются в быт и воспитание детей.

По ее словам, если партнеры вновь увеличат сексуальную активность, это поможет им повысить уровень окситоцина, а он, в свою очередь, запустит активность “системы вознаграждения”.

Поделиться
Комментарии